— Валь, а что нужно делать? — спрашивает Ира и неуверенно смотрит на подругу.

— Ну, ты даешь, мать! — Валентина даже всплескивает полными руками. — В поезде никогда не ездила? Не знаешь, что проводники делают?.. Билеты проверила, белье разнесла, титан раскочегарила — делов-то! Что, не сможешь? Запросто!

Ира опускает голову и задумчиво мешает ложечкой чай. Она всё ещё со-мневается.

— А если пьяный или без билета лезет? Я пьяных боюсь.

— Бригадир на что? Ссадили с поезда, и все дела. Или в милицию на станции сдали, у нас особо не понаглеешь. — Валентина смотрит на подругу и добавляет веский аргумент: — Подработать можно, навар всегда есть. Я из поездки без навара не возвращаюсь.

Ира бледно улыбается.

— Ты про бутылки, что ли?

— Бутылки тоже. И другое кое-что, потом расскажу. Да ты соглашайся, не думай!

Ира и Валентина — противоположность друг другу. Ира высокая, сухопарая, рассудительная. Валентина низкорослая, полная, с авантюрной жилкой. Ира до последнего держалась в заводском архиве, пока жизнь на предприятии окончательно не захирела, а Валентина где только за перестроечные годы не успела поработать. Даже салом возле универсама торговала.

Познакомились, как у женщин бывает, благодаря детям. Обе родили в одно время и, гуляя с колясками во дворе своего многоэтажного дома, разговорились. Дети выросли, но Валентина с Ирой подругами быть не перестали. А тут еще общая беда, развод с мужьями. У Иры муж ушел с завода, стал челночить. В Польше, куда ездил за товаром, познакомился с какой-то женщиной и остался у нее.

У Валентины вышло по-другому. Собственно говоря, развод с мужем несчастьем она не считала. Валентина только официально выходила замуж четыре раза и смотрела на очередное расставание спокойно, дескать, на ее век мужиков хватит. Ира про себя удивлялась такой уверенности — это при Валентининых-то данных!.. Однако ничего ей, понятно, не говорила.

Делать было нечего, нужно было соглашаться. Бывший муж ни денег, ни вещей не присылал, сын Виталька, окончив школу, на работу устраиваться не стал — ждал, когда заберут в армию. А тут еще архив закрыли, пересох даже этот скудный ручеек зарплаты.

— Чего ты еще думаешь! — сердится на Иринину нерешительность Валентина. — Не знаешь, как в нашем возрасте устроиться тяжело?.. Она думает!

Ира молча смотрит на белый пластик кухонного стола. Наконец говорит:

— Надо, наверно, в отдел кадров обратиться? Расскажи хоть, как к ним добраться.

— А чего рассказывать, — обрадовалась Валентина, — завтра вместе и поедем! Я за тебя слово замолвлю. Это раньше всех подряд брали, а сейчас с разбором. Фирма у нас солидная, зарплату платит вовремя, сама увидишь.

Ира, водя ложечкой в давно остывшем чае, некоторое время ничего не говорит. Лицо у нее несчастное.

— Валь, я хочу с тобой. Хотя бы первое время.

— И я тоже хочу! Попрошу бригадира, чтобы к нам взял. Будешь у меня напарницей. Да не трусь ты, ей-богу!..

У себя дома Ира долго стоит у окна. Витальки нет, опять куда-то смотался, в квартире тишина. Ира смотрит во двор, и ощущение неприкаянности становится всё острее. Снег растаял, двор от этого кажется особенно неуютным, серым, деревья голые. А в их углу на работе уже почки на сирени, наверно, лопнули, мать-и-мачеха зацвела. Угол между двумя стенами заводоуправления, там затишек, солнце практически целый день светит, так что всё распускается раньше.

Ира вздыхает. В эту пору, если не было срочной работы, она в их углу разбивала клумбу и аккуратно высаживала выращенную на подоконнике рассаду цветов. Теплынь, пахнет влажной землей, солнышко плечи греет...

Видно, никогда этого уже не будет. Ира чувствует, что может заплакать, но берет себя в руки и лишь еще раз вздыхает.

Обстановка в отделе кадров ей нравится — это уже на следующий день, когда Ира вместе с Валентиной приезжает в резерв проводников. Держа в руках бумаги, сотрудницы с озабоченным видом стучат каблучками по коридору, иногда перебрасываются короткими деловитыми фразами. В большинстве это молодые, в тесных джинсах девчата. Чувствуется, работа в резерве проводников кипит. Об унынии, в котором последнее время находились работники Ириного завода, здесь и речи быть не может.

— А мы к тебе, Марья Сергеевна, — поет Валентина, заходя с подругой в один из кабинетов. Ира и не знала, что Валентина может быть такой сладкоголосой. — Здравствуйте, девоньки! — здоровается Валентина с остальными сотрудницами, столы которых тесно, один к одному, стоят в кабинете. — Вы как к трюфелям относитесь? По глазам вижу, положительно. Это вам к чаю. — И Валентина достает из пакета и кладет на стол Марьи Сергеевны красивую коробку. — Ох, девоньки, выручайте хорошего человека, на вас одна надежда! Завод закрыли, без работы моя подружка осталась. Ещё муж-кобелина сбежал.

Насчет мужа, конечно, лишнее, да еще кобелина, но Ира улыбается, старается понравиться. Разбитная, способная без мыла влезть в любую щель Валентина её порой раздражает, но чаще — особенно в последнее время — эта способность вызывает у Иры зависть. Она так не умеет. С застывшей улыбкой Ира садится на стул, пишет заявление и заполняет анкету. С такой же скованной улыбкой отдает их Марье Сергеевне.

Большинство сотрудниц в кабинете молодые, как и те девчата, что встречались в коридоре. Ира неуверенно поглядывает на них. Раньше она не думала о том, что старше, но после того, как несколько раз, когда пыталась устроиться на работу, услышала, что берут женщин до сорока, стала чувствовать себя чужой. Хорошо, хоть Марья Сергеевна не первой молодости, может, отнесется с пониманием.

— Я с тобой за такие конфеты до конца жизни не рассчитаюсь, — говорит Ира, когда они спускаются по лестнице на улицу.

— А! — легко отмахивается Валентина. — Не такие уж дорогие. Ты лучше на поездку настраивайся.

— Так когда еще приказ будет. Если подпишут...

— Не боись, всё путём! Марья постарается, она мне должна. Ира помолчала.

— Деньги, что ли?

— Ну ты даешь, мать! Что ты всё на деньги сводишь! Отношения дороже любых денег. От отношений и деньги бывают... Выручила я её как-то. — И Валентина замолкает, в подробности не вдается.

Следующие несколько недель проходят в хлопотах. Приказ о том, что Ира принята на курсы проводников, подписывают быстро. Потом учеба, инструктажи, получение и подгонка формы, другие дела. Ира едва дождалась, когда Валентина вернулась из очередной поездки, — будет у нее проходить практику.

И вот подруги опять сидят на кухне, на этот раз в Ириной квартире, и пьют не чай, а итальянское вино. Ира заняла, но купила — как-никак событие, устроилась наконец-то на работу, пусть пока это и практика.

— Тебе форма идет, — оценивающе разглядывая подругу, говорит Валентина. — Ты стройная, пассажиры кадриться будут.

— Вот ещё! — смеется Ира. Она, чтобы привыкнуть и показать подруге, надела форму и уже знает, что Валентина договорилась с бригадиром, они будут работать вместе в плацкартном вагоне. Настроение у Иры приподнятое. Она рада и немного нервничает — неизвестно ещё, как всё будет.

— А чего? Мы ещё нестарые, ко мне кадрятся, — развивает тему Валентина. — Бывает, приглашу к себе в купе, ну и...

— Да ты что! — Ире неловко и в то же время интересно. После развода она думала, что мужчины для нее больше не существуют. Оказывается — нет, существуют. Только как-то слишком легко у Валентины всё получается, несерьезно.

— А чего? Я свободная женщина, ты, кстати, тоже... Орден всё равно не дадут!

Но всё это так, мимоходом, полушутя. Хотя и выпили, но женщины они взрослые, для них есть темы поважнее. У Иры на шее Виталька, а у Валентины целая семья — дочь с ребенком, родила в десятом классе, надо помогать. Валентина возит с оптового рынка в Екатеринбурге ходовые вещи, там они дешевле, и сдает знакомой в киоск. Кое-какую копейку на этом имеет. Или те же бутылки из-под пива и водки. Сейчас всё больше пластмассовые "полторашки", но и стеклянные поллитровки пассажиры оставляют, собирай и сдавай. Надо крутиться, время такое. Опять же китайки...

— Китайки — это китайцы-женщины? — не понимает Ира. Вино ударило в голову, но она старается внимательно слушать подругу. Хочешь не хочешь, тоже придется этим заниматься, деньги ой как нужны. Пока искала новую работу, последние запасы с Виталькой проели.

— Да нет, белье такое... Потом расскажу.

Разговор прыгает с одного на другое, долго на одной теме не задерживается. Подруги отдыхают, отводят душу — день сегодня такой, расслабуха, как говорит Валентина.

Бригадир похож на Якубовича, разве что не седой. Живой, быстроглазый, с такими же, как у Якубовича, усами. Ире кажется, бригадир вот-вот бодро крикнет: "Откройте следующую букву! Подарок в студию!.."

— Так вот она у нас какая, Ирина Викторовна, — говорит он, заходя в их плацкартный вагон, ещё пустой и тихий. Он мимолетно, но внимательно смотрит Ире в глаза и касается пальцами усов. — Считайте, вам повезло, с лучшей проводницей будете работать. У нее есть чему поучиться.

— Да ладно тебе, Ген!.. — свойски машет на него рукой Валентина, отрываясь от пересчета одеял, стопками сложенных на верхней полке. Чувствуется, ей приятно.

— Почему ладно? Толковых работников мы ценим. Особенно, если они толковые во всех отношениях...

Бригадир улыбается, задерживает на Валентине взгляд, и Ира догадывается, что у слов есть какой-то смысл ещё. Но думать об этом некогда, нужно всё как следует подготовить к поездке. Работа в архиве приучила Иру к аккуратности, да и характер у нее такой, ответственный.

Бригадир и Валентина перекидываются короткими, не очень понятными фразами, а Ира направляется к дальнему туалету. Надо проверить, всё ли там в порядке, чисто ли. Она уже знает, что надо делать, принимая вагон, на курсах научили.

— Генка тебя просил зайти, — говорит подруга, когда Ира возвращается в купе проводников.

То, что Валентина называет начальство по имени, Иру не удивляет — подруга быстро сходится с людьми и почти сразу начинает говорить "ты". Удивительно то, что она вдруг понадобилась бригадиру. Ведь только что был здесь.

— Чего это?

— Говорит, в какой-то ведомости расписаться должна... Шестой вагон.

Недоумевая, Ира надевает ладную форменную куртку, спускается из вагона. Состав стоит в тупике, до отправки ещё около часа. Слышно, как на вокзале гулко объявляют об отправлении пригородных электричек, пахнет угольной гарью — это в вагонах топятся печки... Ничего, вроде бы, нового, Ира десятки раз бывала на вокзалах и ездила в поездах, но сейчас ко всему, что происходит вокруг, имеет отношение она сама.

Ей тревожно и радостно, как в молодости.

— Прошу, — говорит похожий на Якубовича бригадир и заводит в свое купе. — Раздевайтесь, здесь тепло. Я помогу.

Ира отстраняет его руку.

— Я так.

— Нет, у нас так не положено, — улыбается бригадир и расстегивает молнию на ее куртке. — Валентина тебе говорила, у нас полувоенная организация? Начальник приказал, надо выполнять. И вообще с начальством надо дружить...

Слова Иру настораживают, она подбирается. А Геннадий, расстегивая куртку, задерживает руку на её груди дольше, чем нужно, приговаривает:

— Сегодня я взял тебя в бригаду, завтра могу отказаться, желающих хватает. Я, например, бальзаковский возраст уважаю, а другие бригадиры молодых любят, они, типа, шустрей... Ну чего ты, как неживая? Давай, до посадки еще полчаса, успеем.

Как Ира выскочила из бригадирского вагона, она не помнит. Пока воз-вращалась в свой, немного отошла. На Валентину посмотрела пристально: знала или нет, для чего вызывают? И почему не предупредила, если знала?..

Подруга занимается странным делом. Из большого серого мешка достает простыни и наволочки, по одной раскладывает на полке, брызгает из пульверизатора и в несколько раз складывает. Стопка влажного белья растет. Трагедии из бригадирового поступка Валентина делать не собирается, говорит просто:

— К тебе, значит, тоже?.. Это у него хобби такое, наш возраст, вся бригада через него прошла. Не мытьем так катаньем... А вообще-то, смотри проще. Взрослая женщина, не убудет.

Ира отводит глаза. Если по-человечески, с ухаживанием, с цветами, она, может, отнеслась бы по-другому, мужчина бригадир внешне вроде ничего. А так — по-собачьи, на ходу... Ещё шантажирует. Выражение Ириного лица не нравится Валентине, она резко, почти со злостью бросает:

— Ты среди своих инженеров избаловалась, настоящей жизни не видела!.. Не девочка, привыкай!

Ира не отвечает. Ладно, сегодня выкрутилась, думает она, а потом?.. И пожаловаться некому, не в резерв же проводников идти жаловаться. Только опозоришься.

Посадка отвлекает Иру. Как всякая женщина, она немного актриса, ей нравится роль радушной хозяйки. Тем более, что купившие билеты в их вагон в основном приятные, симпатичные люди. Молодая мамочка с годовалым на вид малышом, пенсионер в потертой дубленке, две женщины где-то её, Иры, возраста, солдат, возвращающийся из отпуска...

Как её учили, Ира проверяет на билетах номер поезда и дату, смотрит, чтобы фамилия на билете и в паспорте соответствовали.

— Пожалуйста, заходите... Семнадцатое место, это нижняя полка, как раз для вас, — говорит она пенсионеру в потертой дубленке.

Тот добродушно усмехается:

— Что, старый? Наверх не залезу?

— Я не в этом смысле... — смущается Ира. Пенсионер ободряет её:

— Всё нормально, не тушуйся!

Мамочку с годовалым малышом никто почему-то не провожает, Ира поднимает в вагон её довольно объемистую сумку и просит солдата:

— Молодой человек, помогите девушке, у нее девятое место... Спасибо. На женщин её возраста Ира смотрит с особым расположением. Может,

тоже остались без работы и сейчас челночат, а что делать, приходится. Мотаются по поездам с большими клетчатыми сумками, мерзнут на рынках, боятся воров и рэкета... По нынешним временам самый несчастный возраст. И до пенсии ещё далеко, и уже немолодые, на работу особенно не берут. Ире хочется этим женщинам сказать или сделать что-нибудь хорошее, но она не знает, что и просто здоровается:

— Здравствуйте!..

Когда наступает время отправления, в тамбуре появляется Валентина. Отправление — дело ответственное.

— Поднимайся, — командует она. — Иди пока в купе.

Придерживаясь за поручень, Ира поднимается по насквозь просвечивающим ребристым ступенькам в тамбур. Ей приятно. Кажется, справилась с посадкой неплохо. Не боги горшки обжигают.

В купе проводников за откидным столиком она видит мужчину. "Ещё один?.." — мелькает испуганная мысль. Но мужчина ведет себя скромно. Поднимает голову, мельком смотрит на Иру и опять принимается за кроссворд.

Ира возвращается в тамбур и спрашивает, кивая в сторону купе:

— Кто это?

— Безбилетник, — спокойно отвечает Валентина. — И нам хорошо, и ему — за полцены едет.

— А если контроль?

Валентина придавливает крепкой, с тугой икрой ногой рифленую площадку над ступеньками, захлопывает дверь в вагон.

— Ты, мать, вообще! — Она с сожалением, как на неразумное дитя, ог-лядывается на подругу. — Слышала поговорку, кто не рискует, тот не пьет шампанское? Или вообще кладет зубы на полку. Этого хочешь? Не надоело?..

Но самое плохое начинается, когда Ира принимается раздавать белье. Валентина не успела — едва собрала билеты, как по внутрипоездному вещанию объявили, чтобы от каждого вагона к бригадиру явился проводник.

— Нам бы белье, — первой обратилась одна из тех двух женщин, на которых Ира обратила внимание при посадке.

До вечера, конечно, далеко, но люди хотят лечь отдыхать. Когда Ира сама была пассажиркой, она тоже так делала — мерное постукивание колес клонит в сон. А что ещё в вагоне делать?

За женщиной стали подходить за бельем другие. Не прошло и нескольких минут, как женщина вернулась.

— Девчата, что это у вас с бельем? Мокрое какое-то, в желтых пятнах... Замените.

Ира заменила комплекты. Про себя подосадовала, плохо прачечная работает. Но и эти комплекты не устроили женщин. Вскоре появилась вторая из них. Эта была настроена решительно:

— Вы что нас дурите! Мы что, не имеем права за свои деньги получить нормальное белье? Вы знаете, как нам эти деньги достаются?.. Бессовестные!

Иру будто кипятком ошпарили. Таких слов она не заслужила.

— Мы-то при чем? Такое белье из прачечной поступило.

— Не делайте из нас дур! Это же китайки! Бизнес на нас устроили. Немолодая, совесть должна иметь, а туда же!..

Иру не знала, куда деться от стыда. А тут еще безбилетник оторвался от своего кроссворда и усмешливо посмотрел в ее сторону. Вот, оказывается, что такое "китайки"! Это их делала из использованного белья Валентина, когда Ира вернулась от бригадира. Тогда было не до того, переживала и по-настоящему не обратила внимания. О, господи!..

А тут и пенсионер подоспел, от его добродушия не осталось и следа:

— Мы-то ладно, а детям за что? Вон их сколько в вагоне, запросто позаражаются! Может, туберкулезные на этих наволочках спали и полотенцами вытирались. Совсем обнаглели! Сталина на вас нет!.. — И чуть ли не в лицо швырнул "китайки".

Молодая мамочка, которой Ира помогала подняться в вагон, ругаться не пришла, но выглядывала из своего отсека осуждающе.

Когда Валентина вернулась в вагон, Ира всё для себя решила. Подруга быстро замяла конфликт — оказывается, у нее в запасе были нормальные, неиспользованные комплекты. "Кто тебя просил, подождала бы!" — шепотом подосадовала она на Иру. Та ничего отвечать не стала, вышла в тамбур, принялась молча смотреть в окно.

Под ногами тупо бились колеса, за стеклом бежали перелески. Нет, не умеет она так. Из другого она теста, не ее это дело — ловчить и обманывать. Как-то жила раньше и сейчас проживет. А работу она себе найдет. Да хоть подъезды пойдет мыть, там на возраст особо не смотрят.

Лишь бы по-человечески всё было.